Всему свой час и время всякому делу под небесами: время родиться и время умирать. Время разрушать и время строить. Время разбрасывать камни и время складывать камни. Время молчать и время говорить.
И глупец, когда молчит, может показаться мудрым.
Обещал — исполни! Лучше не обещать, чем обещать и не исполнять.
Вдвоем быть лучше, чем одному, ибо, если упадут, друг друга поднимут, но горе, если один упадет, а, чтоб поднять его, нет другого, да и если двое лежат — тепло им, одному же как согреться?
Мудрая жена устраивает дом свой, а глупая разрушает его своими руками.
Кто роет яму, тот упадет в нее, и кто покатит вверх камень, к тому он воротится.
Я увидел: нет большего блага, чем радоваться своим делам, ибо в этом и доля человека, — ибо кто его приведет посмотреть, что будет после?
Нет человека, властного над ветром, — и над смертным часом нет власти, и отпуска нет на войне, и не выручит нечестие нечестивца.
Кто хранит уста свои — тот бережет душу свою, а кто широко растворяет рот — тому беда.
Долготерпеливый лучше храброго, и владеющий собою лучше завоевателя города.
Не поможет богатство в день гнева, правда же спасет от смерти.
Что золотое кольцо в носу у свиньи, то женщина красивая и безрассудная.
Благоразумный видит беду и укрывается, а неопытные идут вперед и наказываются.
Главное — мудрость: приобретай мудрость и всем имением твоим приобретай разум.
Жесток гнев, неукротима ярость; но кто устоит против ревности?
Кто находится между живыми, тому есть еще надежда.
Ненависть возбуждает раздоры, но любовь покрывает все грехи.
Полезнее мудрость, чем глупость, как полезнее свет, чем тьма. Но единая участь постигнет и мудрого, и глупого.
И при смехе иногда болит сердце, и концом радости бывает печаль.
Придет гордость, придет и посрамление; но со смиренными мудрость.
В стране Ксанад благословенной...
В стране Ксанад благословенной
Дворец построил Кубла Хан,
Где Альф бежит, поток священный,
Сквозь мглу пещер гигантских, пенный,
Впадает в сонный океан.
На десять миль оградой стен и башен
Оазис плодородный окружен,
Садами и ручьями он украшен.
В нем фимиам цветы струят сквозь сон,
И древний лес, роскошен и печален,
Блистает там воздушностью прогалин.
Но между кедров, полных тишиной,
Расщелина по склону ниспадала.
О, никогда под бледною луной
Так пышен не был тот уют лесной,
Где женщина о демоне рыдала.
Пленительное место! Из него,
В кипенье беспрерывного волненья,
Земля, как бы не в силах своего
Сдержать неумолимого мученья,
Роняла вниз обломки, точно звенья
Тяжелой цепи: между этих скал,
Где камень с камнем бешено плясал,
Рождалося внезапное теченье,
Поток священный быстро воды мчал,
И на пять миль, изгибами излучин,
Поток бежал, пронзив лесной туман,
И вдруг, как бы усилием замучен,
Сквозь мглу пещер, где мрак от влаги звучен,
В безжизненный впадал он океан.
И из пещер, где человек не мерял
Ни призрачный объем, ни глубину,
Рождались крики: вняв им, Кубла верил,
Что возвещают праотцы войну.
И тень чертогов наслажденья
Плыла по глади влажных сфер,
И стройный гул вставал от пенья,
И странно-слитен был размер
В напеве влаги и пещер.
Какое странное виденье --
Дворец любви и наслажденья
Меж вечных льдов и влажных сфер.
Стройно-звучные напевы
Раз услышал я во сне,
Абиссинской нежной девы,
Певшей в ясной тишине,
Под созвучья гуслей сонных,
Многопевных, многозвонных,
Ливших зов струны к струне.
О, когда б я вспомнил взоры
Девы, певшей мне во сне
О Горе святой Аборы,
Дух мой вспыхнул бы в огне,
Все возможно было б мне.
В полнозвучные размеры
Заключить тогда б я мог
Эти льдистые пещеры,
Этот солнечный чертог
Их все бы ясно увидали
Над зыбью, полной звонов, дали,
И крик пронесся б, как гроза:
Сюда, скорей сюда, глядите,
О, как горят его глаза!
Пред песнопевцем взор склоните,
И этой грезы слыша звон,
Сомкнемся тесным хороводом,
Затем что он воскормлен медом
И млеком рая напоен!
.
